Поэма огня

Первое и единственное представление "Мистерии" должно было состояться в Индии и продолжаться семь дней. В этих семи днях торжества слились бы воедино музыка и танец, поэзия и цвет – все искусства, прежде насильственно расчлененные человеком. Этот космических масштабов праздник соединил бы искусство и жизнь, пробудил бы всех людей Земли от сна, в котором они находились столько столетий, окрылил бы их души.

Именно так думал великий русский композитор Александр Николаевич Скрябин (1872-1915). Автор гениальных произведений, новатор в музыкальной гармонии, обогативший музыку многими идеями и понятиями (разобраться в которых и хотя бы дать название каждому из которых теоретики смогли только через десятки лет после его смерти). Создатель одной из самых красивых легенд об искусстве и одной из самых больших надежд, которая, к сожалению, так и не сбылась до сих пор.

Скрябин обладал даром, зачатки которого, видимо, есть в каждом человеке, и который можно развивать, как развивают музыкальный слух. Скрябин ассоциировал музыкальные тональности с определенными цветами – он видел, ощущал цвет, когда слышал ту или иную тональность. В психологии такие явления называют синестезией – слиянием разнородных чувств. Отзывы о произведениях Скрябина всегда пестрят сочетаниями совершенно зрительных слов, вроде “блеск фиолетовых искр духовых над кроваво-красным маревом скрипок”. И это не просто дань настроениям композитора, сама музыка подталкивает человека к зрительным и цветовым ассоциациям, даже если он и не подозревает, что “должен” испытывать нечто подобное. Живучесть этих метафор – одно из самых достоверных подтверждений правоты идей Скрябина, которые ему приходилось защищать всю жизнь.

В свое последнее законченное большое произведение – “Поэму огня” – Скрябин включил наряду с партиями музыкальных инструментов еще одну нотную строчку, подписанную “Luce” – партию света (цвета). Эта строчка породила множество дискуссий и легенд. Композитор тогда не завершил еще работы над построением концепции цветомузыки и нигде не зафиксировал в точной форме, как именно нужно ее исполнять. Поэтому еще при жизни Скрябина “Luce” обросла всевозможными домыслами. В литературе прочно утвердилась мысль о загадочности, мистичности этой строчки. Редкий фантаст, берущийся писать о светлом будущем, не включит в свое произведение упоминание о светомузыке, как о чем-то недоступном нашему воображению, но привычном для его “будущих” героев.

Религиозно-космологические идеи Скрябина, идеи “Мистерии”, всеобщего синтеза искусств, направили его мысль на поиски универсальных соответствий, прежде всего, между музыкой и цветом. Он анализировал собственный цветовой слух, искал его признаки у других (Скрябин был далеко не одинок: ярко выраженным цветовым слухом обладали, например, Римский-Корсаков, Асафьев), пытался построить на основе этих данных красивую и строгую теорию. Партия “Luce” стала результатом этих поисков – записью цветных сполохов и светов, которые в сочетании с музыкой должны оказывать на слушателя наиболее полное, сильное воздействие. К сожалению, при жизни Скрябина его идеи не могли быть осуществлены технически, и “Прометей” (другое название “Поэмы огня”) ни разу не был исполнен так, как следовало бы. На заре эры электричества светомузыкальные конструкции выходили громоздки и неуклюжи, они скорее наводили тоску, чем создавали художественный эффект. И тем не менее, наряду с отрицательными, существует немало хороших и даже восторженных отзывов о тех двух-трех исполнениях “Прометея” со светом, которые все-таки состоялись.

В 1914 году Скрябин начал писать пролог к “Мистерии”, как смеялись его друзья – “безопасную Мистерию” – произведение многократного исполнения (в отличие от собственно “Мистерии”, которую предполагалось исполнить всего один раз). В этом прологе композитор хотел предоставить свету еще большую власть и свободу, ввести элементы пластики, воздействовать на все чувства и мысли зрителя. Он уже наигрывал друзьям отрывки из будущего произведения, не записывая их, но нелепая и внезапная смерть от заражения крови в апреле 1915 года оборвала все надежды и замыслы.

Скрябин по праву считается основателем и первооткрывателем цветомузыки. Его идеи живут – и не только в тех “физиологических” модификациях, которыми балуют народ современные дорогие дискотеки. С 20-х годов не прекращаются попытки сконструировать светомузыкальный аппарат, который убедил бы всех в правоте мастера. К сожалению, до сих пор эти попытки остаются малоуспешными: всех убедить не удается. В начале 90-х годов я возлагал большие надежды на компьютер – теперь как никогда стало возможным управление цветом – и не только сполохами, но и всевозможными “радугами”, “молниями”, “светлячками”… Впервые свет мог бы поспевать за музыкой. Как ни прискорбно, даже сейчас нет ни одной компьютерной разработки, которая хоть сколько-нибудь приближалась бы к замыслам Скрябина. Ну что же… Надежда остается. Надежда, как известно, умирает весьма неохотно…

май 2000