Совершенный музыкант...

Никколо Паганини
(1782-1840)

Паганини понял самое главное: он понял, чего хочет слушатель. Не в простом, а в самом высоком смысле этой фразы – о чём он мечтает, сам того не сознавая; что он более всего хочет, надеется услышать. Паганини сыграл это.

Он был великим композитором, великим музыкантом, поднявшим искусство игры на скрипке на новую ступень, заронившим в души несчётного числа людей новую уверенность в способностях старого инструмента и в способностях человека им управлять. Но его главным гением был гений исполнителя. Знающего зал, владеющего залом. Он поймал представление об идеальном музыканте, которое живёт в подсознании каждого, хоть немного занимавшегося музыкой, – сладкую картину слияния человека и его инструмента в потоке творчества. Он попытался реализовать её на сцене, дать людям увидеть то, что они в глубине души хотели увидеть всегда. Человека, думающего музыкой. Дышащего ею. Живущего в ней.

Собака обычно похожа на хозяина, – художественные произведения очень часто нисколько не напоминают своего творца. Толстые и некрасивые удивительно хорошо реализуются в писании эротических похождений, а брюзгливые и мрачные призывают народ к свету. Но всё это вряд ли кого-то радует. Читатель, зритель ждёт, что автор действительно таков, каким он его себе представляет. И если это так – радуется, как теперь бы сказали: "фанатеет", а на самом деле, видимо, просто восполняет свою потребность в идеальном человеке. Потому что восторгаться кем-то нам, в принципе, довольно свойственно, просто мы делаем это редко и по каким-то странным поводам. Что же – хоть так, спасибо и на том.

Байрон потратил неимоверные усилия, чтобы стать похожим на себя самого – такого, каким он хотел видеться со стороны. Он многого добился, но в общем и целом вряд ли преуспел. В сущности, он часто был комичен в неуклюжем стремлении к своему идеалу... История знает много подобных мистификаторов, пытавшихся набело переписать свою жизнь в рамках придуманного образа, но удачных среди них – единицы.

Паганини не переписывал – он строил себя на ходу. Да и строить ему нужно было не так много – природа сама создала идеального артиста, его успех вероятнее всего заключался не в пальцах и не гибкости кисти, а в нём всём, как едином стремлении к этому успеху, как в идеальной приспособленности.

Он давал публике то, чего она хочет. На сцене вёл себя странно – и без того не очень похожий на большинство людей, ещё более выпячивал, преувеличивал свою необычность, создавая весьма экстравагантный сценический образ. Он одевал плохо, мешком сидящий фрак, брал в руки скрипку и появлялся где-то в глубине сцены, делал несколько шагов и останавливался. Осматривал зал. Зал осматривал его. Потом странной, дёрганой, как у куклы, походкой доходил до середины сцены, отрывисто кланялся, принимал характерную изломанную позу с выставленной вперёд левой ногой и задранным левым плечом – и начинал играть. И люди слушали его ошеломлённо, потому что его игра была идеальна, в том смысле, что именно такой многие сами того не зная и ждали всю жизнь. Ощущение безраздельного владения инструментом, ощущение того, что он может сделать с ним решительно что угодно и как угодно, что бы ни захотел. Скорость, виртуозность, ясность и чистота нот, головокружительные пассажи и арпеджио, резкие прыгающие стаккато, и пиццикато левой руки, полностью вводившие слушателя в заблуждение относительно числа одновременно звучащих струн, а может быть и числа инструментов, прозрачные флажолеты и стремительно сменяющиеся подражания духовым инструментам – этот арсенал средств явно недостаточен для исполнения произвольной музыки, но, будучи пущен в ход, он обрушивал на слушателя такой шквал чувств, эмоций, звуков, что тот просто не мог устоять. И оказывался вовлечён в исполнение – и затаивал дыхание. И ликовал потом, потому что не понимал, что же это было, что же с ним произошло. Это похоже на волшебство. А Паганини тем временем опускал инструмент, несколько раз резко, деревянно кланялся и с улыбкой принимал аплодисменты.

Паганини действовал как гениальный психолог. Он начинал с того, что разыгрывал перед зрителем картину преображения. Интересно читать отзывы неумных журналистов о его концертах – они утрировано передают ощущения попавшегося на эту удочку. Общий смысл в том, что на сцену выходит некто уродливый (в строго романтическом смысле этого слова – чёрный, нервный, худой, с блестящими глазами и странными движениями). Человек не от мира сего. Но он берёт скрипку – и преображается. Он творит с ней, а вместе с ней и с нами, нечто невообразимое, живёт в звуке, в музыке, в игре – и это длится некоторое время, как галлюцинация. А потом звук стихает – и он возвращается в своё тело, такой же как и прежде, а мы понимаем, что стали свидетелями великой тайны творчества души. Что-то в этом духе. В высшей степени романтическая история, и хотя в таком грубом изложении от неё немного веет балаганом, на самом деле всё обстоит как раз наоборот. Ничего этого мы не осознаём, но контраст, который составляет этот человек с самим же собой играющим, действует на нас чрезвычайно. И ощущение таинства действительно повисает в воздухе.

Игра Паганини очень психологична. Цель большинства его трюков – не просто поразить, это не цирк, это было бы слишком глупо и не дало бы нужного результата. Надо заставить человека удивляться, но так, чтобы он не успевал до конца осознать, чему он удивляется, чтобы восторг из сердца не успевал переходить в голову до самого конца произведения. Тема с вариациями – а именно в этой форме больше всего работал Паганини – идеально подходит для этой цели. Постепенно усложняя конструкции, набирая обороты, можно играть слушателем, до конца подчиняя его своему замыслу. Рецензии на его концерты полны эпитетов одного ряда: волшебный, мистический, неописуемый, невозможный...

Паганини практически не исполнял публично сочинения других композиторов. Нет, он, конечно, умел их играть, но отнюдь не лучше всех. Он чувствовал себя свободно только в своей музыке, которая действительно была органическим продолжением его самого.

Теперь о грустном. Нельзя недооценивать глупость людей. Быть обманутыми Паганини – это совсем не предел. В то время как одни искренно радовались, что хоть кто-то в этом мире живёт музыкой до конца, другие никак не могли понять, как может человек производить такое впечатление на слушателей своей игрой. И, в самых славных традициях, придумывали версии. Согласно одной, самой простой, Паганини просто фигляр и шут, а также бездушный техник и иллюзионист. Паяц ещё и лжец, потому что обманывает всех. Мнение было очень в ходу у тех, кто Паганини никогда не слушал, но всё равно не любил. Версия вторая: Паганини занимался оккультными науками, магией, и вообще продал душу Дьяволу. И именно в этом кроется тайна его игры и его влияния на толпу. Отчасти в возникновении таких идей виноват сам Паганини, который, "в поисках имиджа", явно злоупотреблял романтической таинственностью, странностью облика и поведения. Последствия этих настроений несколько раз портили музыканту жизнь, но более всего испортили смерть – епископ Ниццы запретил хоронить тело Паганини в земле. Друзья покойного перевозили гроб с набальзамированными останками из одного места в другое, пока, наконец, не получили у церкви разрешения на захоронение. Ужасная история. Третья версия о причинах таланта Паганини, близкая по духу к ненависти к талантам вообще, – Паганини был большим мерзавцем, скрягой, эгоистом, подлецом. Преступником, отсидевшим 8 лет в тюрьме за убийство любовницы и именно там научившимся играть на скрипке... Причём тюремщики всё время рвали у него струны (почему-то три из четырёх) – и ему приходилось играть на оставшейся четвёртой... Удивительно, насколько эти легенды оказались живучи, если учесть их полную неправдоподобность, противоречивость и несостоятельность. Но до сих пор можно услышать именно эту слёзную историю в качестве рассказа о великом итальянском композиторе и исполнителе Никколо Паганини. Скажем, в начальной школе на уроках музыки...

А на самом деле ерунда это всё. Паганини был сложным, импульсивным, очень эмоциональным человеком. Слабым и бесхарактерным в одном (например, в отношениях с женщинами, которые он всегда заводил ужасно опрометчиво и бездумно) и удивительно сильным в другом (он сочинял музыку и давал концерты, будучи так измождён болезнью, что другой за столом сидеть бы не смог). Он был очень интересен, и очень жалко, что знаем мы о нём, в сущности, довольно мало. А в основном – легенды, сказки, транскультурные образы... Так что придётся нам слушать музыку и надеяться, что исполнения, скажем, "каприсов" Паганини не так уж далеки от оригинала – благо, возможности сравнить уже не представится...

май 2001