Я окончательно выяснил для себя
причину, по которой на меня так сильно и так
угнетающе воздействуют спектакли Гинкаса.
Всё дело в одном-единственном приёме,
который Гинкас использует в каждом своём
спектакле. Всё, что у него происходит, можно разбить на две стадии: истерию, которая в свою очередь делится на довольно-таки жуткие веселье и трагику; и некое состояние оцепенения, отрешения. Частая смена, чередование этих фаз и делает спектакли такими надрывными. Выражаясь музыкальным языком, Гинкас всё время повторяет одну и ту же последовательность: pianissimo, molto crescendo, fortissimo, subito pianissimo. (Интересно, что subito fortissimo встречалось гораздо реже). Приём этот используется в музыкальном сопровождении: истерическим стадиям в момент своей кульминации сопутствуют безумно громкие, часто диссонирующие звуки; никогда не используется "fade out" – при смене фазы обычно происходит резкий обрыв музыки с последующей звенящей и очень неприятной для ушей тишиной. Это подчеркивается также и световой работой: фаза оцепенения обыкновенно проходит в темноте, с единственным прожектором, который направлен на ключевого персонажа, а последующий внезапный свет на некоторое время ослепляет. Часто даже в обыкновенных монологах настроение актёра несколько раз "качается" из стороны в сторону, он успевает и разогнаться, и затормозить. Надо сказать к тому же, что эти фазы ещё и диаметрально противоположны, то есть изломы между стадиями очень велики. Всё это вместе, я думаю, и создаёт такое впечатление.
|